В начале 90-х он был черной жемчужиной Гордеевки. Большой, грязный, неприбранный, нечёсанный, с бомжами, коробками, хамоватыми русскими и истеричными приезжими. Продукты, найденные в его недрах, аппетитно констрастировали со всей этой эстетикой. О санпинах особо не думали, но тот же сыр на фоне общей серости и грязи светился слитком сусального золота. По вечерам, после окончания торговли, на рынке бухали, насиловали, дрались и убивали. Ночной рынок обходили за километр.
Ближе к нулевым всем (и местным, и приезжим) захотелось нормальной жизни, и антисоциальщина стала спадать на "нет". Уличный рынок постепенно сворачивали, а рядом строили хайтековский дворец - круглое, многоэтажное помещение для торговли, прозванное в народе "Шайба". Впоследствии название стало официальным. Вскоре туда переехали работники, отсеев наиболее маргинальных. Местные перестали бухать на работе, надели чистые переднички, приезжие из истеричных превратились в радушно-вежливых. Торговля в Гордеевке обретала черты цивильности.
А в середине "застойных", в разгар медведевской "модернизации" рядышком открылся "Спар", поразивший аборигенов своим либерально-европейским подходом к торговле. Всё лежит чистенькое, светлое, как на подбор. Всё можно потрогать, понюхать, кое-что даже попробовать… Одна беда: за европейский бренд пришлось расплачиваться покупателям (цены оказались чуть выше, чем в Шайбе), а качество товаров некоторых категорий (овощи, фрукты) далеко не всегда соответствовало (по-видимому, из-за неграмотно организованных поставок). Но был и существенный плюс: Спар закрывался значительно позже рынка.
Меня как потребителя заинтриговало это метафизическое столкновение двух торговых идеологий. Нутром я понимал, что "Шайба" (примерно как Кремль или Мавзолей) никуда не денется, но и "Спар", будучи крупной сетевой структурой, просто так не исчезнет. Однако ж, исчез. Просто, или сложно - бог его знает, но как-то, как обычно поздно, возвращаясь с работы, я упёрся в запертую дверь супермаркета. Затем тоскливо посмотрел в сторону закрытой "Шайбы". И, не солоно хлебавши, побрел домой. Ужин в тот вечер не задался.